Альфред Хичкок.RU | Обратная сторона гения


"Наконец-то я познакомился с Хичкоком. Он кажется довольно милым, но не из тех, кого можно долго терпеть в качестве спутника", - так сформулировал своё впечатление от знакомства с Хичкоком американский продюсер Дэвид Селзник, по приглашению которого режиссёр в 1938 году впервые приехал в США. Почему? Хичкок был сложным человеком. За маской остроумного, весёлого толстяка скрывалась личность, полная комплексов, страхов и своеобразных черт характера.

На формирование характера Хичкока большое влияние оказала, как это и должно быть, семья. Отец его был неуравновешенным человеком и применял иногда жестокие методы воспитания. Известен случай, когда провинившегося в чём-то пятилетнего Альфреда он отправил с запиской в полицейский участок. Полицейский - знакомый отца - прочитал её и молча отвёл мальчика в камеру, где запер на несколько минут. После освобождения он сказал: “Вот как мы поступаем с непослушными мальчиками”. Эти минуты, проведённые в камере, в жутком страхе, непонимании причины своего заточения, оставили след в душе ребёнка. Уже будучи взрослым, он панически боялся полицейских, а одной из любимых тем его фильмов стало преследование невиновного человека.

Хичкок был сильно привязан к матери - с ней ему было уютнее, чем с отцом, со своими старшими братом и сестрой (они были старше его на 9 и 7 лет соответственно) и со своими сверстниками. Даже в юношеском возрасте Хичкок каждый вечер заходил в комнату матери и рассказывал ей, что у него случилось за день. "...я был примерным ребёнком. На всех семейных торжествах я смирно сидел где-нибудь в уголке и не раскрывал рта. Смотрел оттуда и многое подмечал. Я всегда таким был и таким остаюсь", - вспоминал Хичкок. В детстве он хорошо чувствовал себя в одиночестве, проводя время за чтением книг, изучением и рисованием географических карт.

Родители Хичкока были католиками и поэтому отдали его на обучение и воспитание в иезуитский коллдеж. Годы, проведённые в нём, позволили будущему Мастеру саспенса познать страх сполна. Монахи практиковали наказание резиновыми палками за любые проступки. “И проделывалось всё это не как-нибудь, а с толком, в виде исполнения приговора. Провинившегося направляли после уроков к отцу-настоятелю. Он со зловещим видом заносил имя в журнал, там же он отмечал меру наказания и надо было целый день ожидать исполнения приговора”, - вспоминал позже Хичкок. Тогда он понял, что ожидание неприятного события бывает страшнее самого события. Этот принцип лёг в будущем в основу его знаменитого саспенса.

В иезуитском колледже продолжала проявляться другая черта Хичкока - его нелюдимость. Может быть, это было связано с его комплекцией - он был очень толстым и не мог играть с другими ребятами в подвижные игры. По воспоминаниям профессора Хью Грея, однокашника Хичкока по колледжу, на школьном дворе тот всегда держался особняком, стоял, прислонившись к стене, уже тогда сложив руки на животе и с выражением высокомерного презрения на лице наблюдая играющих в мяч товарищей.

Известный биограф Дональд Спото после смерти режиссёра написал книгу "Тёмная сторона гения: Жизнь Альфреда Хичкока", в которой говорил про Хичкока как про жестокого, невеликодушного, трусливого человека, не способного поблагодарить или похвалить, переполненного ненавистью и страхом. У него не было друзей, он делал экстравагантные подарки важным и властным людям, а у тех, кто был беднее и проще его, мог взять взаймы и не вернуть долг. Почти все, кто сотрудничал с ним, отмечали в нём садистские черты. Он был известен в мире кинематографа своими жестокими шутками. Ещё когда он был молодым, но уже известным режиссёром немых фильмов в Лондоне, он заключил пари с реквизитором на его недельный заработок, что тот не сможет провести ночь в студии, будучи прикованным к камере. Хичкок проявил великодушие - дал ему бренди, чтобы было не так страшно. Правда не предупредил, что подмешал в него сильное рвотное средство...

Злую шутку он сыграл с Мадлен Кэрролл и Робертом Донатом во время съёмок фильма "39 ступеней". Утром в первый съёмочный день он объявил, что съёмки начнутся со сцены, когда герои, прикованные друг к другу наручниками, бегут по мосту. По окончании съёмки он сказал, что потерял ключ, и актёры, до этого никогда не видевшие друг друга, целый день вынуждены были провести "вместе" в наручниках.

На съёмках своего первого американского фильма "Ребекка" он постоянно твердил Джоан Фонтейн, тогда ещё сравнительно неизвестной актрисе, получившей главную роль в этом фильме, что никто на съёмочной площадке не любит её, что Лоуренс Оливье не хотел сниматься с ней. Всё это Хичкок говорил с целью подчинить молодую актрису своему влиянию. На съёмочной площадке Хичкок никогда ни на кого не повышал голос, в то же время он называл актёров домашним скотом - имея в виду то, что ими надо грубо манипулировать. К своим ведущим актрисам Хичкок часто начинал испытывать сильную симпатию, которая проявлялась у него своеобразно: во время съёмок он буквально угнетал их своим вниманием, советами, навязыванием своего общества и попытками контролировать их жизнь даже вне съёмочной площадки. Когда во время съёмок фильма "Марни" у Хичкока на этой почве возник конфликт с Типпи Хедрен, он грозился разрушить её карьеру. А вскоре он сделал её пятилетней дочери Мелани (будущей Мелани Гриффит) незабываемый подарок - куклу, которая изображала её маму, лежащую в маленьком гробике.

Чёрный юмор, свойственный своим фильмам, Хичкок любил применять и в жизни. Для него обычными были такие шутки, как подарить девушке, живущей в благоустроенной квартире, две тонны угля. Или приподнести четыреста копчёных селёдок человеку, которого тошнит от одного вида рыбы. Он дарил своим сотрудникам, жившим в небольших квартирках, огромную мебель. Сэра Джералда дю Морье, актёра, мужа писательницы Дафны дю Морье, Хичкок пригласил однажды на маскарад. Хотя намечался строгий вечер и остальные гости пришли в смокингах. Своим гостям он часто подкладывал специальные подушечки, которые в момент присаживания издавали неприличный звук. "Согласитесь, - говорил Хичкок, - когда к вам в гости приходят высокомерные аристократы, которые кичатся своим происхождением, и вы, всячески расшаркиваясь, ведете их к дивану, усаживаете - и в этот момент диванные подушки издают громкий неприличный звук, по-моему, это забавно! Такую шутку, не скрою, я практиковал довольно часто - из удовольствия посмотреть на выражения их лиц!"

Хичкок рассказывал: "Мне приписывают много шуток, к которым я не имею отношения, но у меня есть слабость к розыгрышам, и я немало их устроил на протяжении жизни. Однажды мы были на вечеринке в ресторане, принимали гостей по случаю дня рождения моей жены. Я нанял пожилую матрону очень благородного вида и усадил её на почётное место. А потом не обращал на неё никакого внимания. Прибывавшие гости замечали одинокую старушку, молча сидевшую за столом и спрашивали меня: "А кто эта дама?", а я отвечал: "Понятия не имею". Официанты были посвящены в затею, и когда кто-то обратился с вопросом к одному из них, ответствовал: "Леди сказала, что она гостья мистера Хичкока". А я продолжал утверждать, что знать не знаю, кто это такая. Любопытство росло. И вот в разгаре обеда кто-то из сценаристов вдруг стукнул кулаком по столу: "Да это гэг!" И когда все обратили взоры к старушонке, он повернулся к молодому человеку, которого привел кто-то из гостей, и выкрикнул: "Клянусь честью, и ты тоже — гэг!"
Мне хотелось продлить эту шутку. Нанять женщину вроде этой и представить на каком-нибудь обеде в качестве своей тётки. Лже-тётя спросила бы: "А нельзя ли мне выпить?" А я при всей честной компании рубанул бы: "Ни в коем случае. Ты ведь знаешь, что с тобой бывает, когда ты надерёшься!" И она отошла бы в уголок, внушая всем жалость. И все почувствовали бы за меня неловкость. А потом тётушка опять подошла бы ко мне с ясным взглядом, а я бы так резко ей заметил: "Нечего эдак умильно на меня смотреть и всех смущать". И старушка взрыднула бы, а гости не знали, куда глаза девать. И я бы сказал: "Видишь, ты портишь всем праздник. Будет. Ступай к себе в комнату". Единственная причина, по коей я до сих пор этого не сотворил — это боязнь, что найдётся удалец, который меня побьёт".

Хичкок ни разу не получил Оскар. "Вечно шафер и никогда не жених", - говорил он с горечью по этому поводу. Он пришёл в бешенство, когда Джон Майкл Хейз, написавший сценарий к фильму "Окно во двор" выиграл Оскар в то время, как сам Хичкок был лишь номинирован и не получил заветную статуэтку.

Многие (в том числе кинематографисты) корили Хичкока за то, что он не вернулся на родину из Америки, когда в Европе началась Вторая мировая война - как это сделали многие другие британские режиссёры Голливуда. Хотя надо отметить, что во время войны Хичкок снял два короткометражных документальных пропагандистских фильма для британского Министерства информации.

Неприглядные черты сочетались в Хичкоке с огромной привязанностью, нежностью, которую он испытывал к своей жене Альме. Хичкок, узнавший, что такое менструация лишь в 25 лет - во время съёмок своего первого фильма, женившийся девственником в 27 лет, нашёл в своей жене верного спутника и помощника на всю жизнь. Они всегда были вместе. Альма выступала в ранних лентах Хичкока в качестве его ассистента, соавтора сценария, да и в последующие годы помогала Хичкоку в работе над его фильмами. Многие говорили, что в их отношениях не было страсти, что это был творческий союз - тем не менее они были вместе до конца жизни, а в жизни Хичкока не было других женщин, кроме жены. Когда на склоне лет Альму парализовало из-за инсульта, Хичкок дни напролёт проводил у её постели, а когда медсестра просила его удалиться, чтобы не нарушать больничный режим, он сидел в ближайшем ресторанчике, поскольку хотел быть рядом с женой. После её выписки он возненавидел этот ресторанчик, так как он ассоциировался у него с ощущениями страха и неизвестности, и больше ни разу в жизни не зашёл туда. И даже маршруты своих передвижений выстраивал так, чтобы объезжать его за несколько кварталов. Так же сильно Хичкок любил свою дочь Патрисию.

Хичкок всю свою жизнь посвятил кино. За 50 лет карьеры он снял более 50 фильмов. "Тяжёлые двери студии захлопнулись за мной", - любил повторять он, подразумевая, что ушел в кино, как другие уходят в монастырь. Он очень тяжело переживал, если фильм был плохо воспринят зрителями. Вообще он говорил, что боится четырёх "вещей": детей, полицейских, высоких мест и того, что его следующий фильм получится не таким хорошим, как предыдущий.

В конце жизни Хичкок сильно сдал физически. Хич 70х годов - это уже не тот подтянутый остроумный джентельмен, который каждую неделю приходил на экраны телевизоров в свом телешоу в 50-60е годы. Он превратился в обрюзгшего, сильно растолстевшего, больного старика. Он с трудом передвигался из-за мучительных болей в суставах, поражённых артритом. В грудь ему вшили кардиостимулятор. Кто бы из друзей или журналистов ни навещал Хичкока, каждому он порывался продемонстрировать этот медицинский прибор, подымая сорочку и указывая на четырехугольный предмет, вмонтированный в грудную клетку. Взирая сверху на эту штуку, он раздельно, по слогам произносил: "Он рассчитан на десять лет"...

Когда в марте 1979 года ему вручали награду "За достижения всей жизни", все участники этой церемонии, среди которых были Ингрид Бергман, Кэри Грант, Джеймс Стюарт, Лео Вассерман и др., отметили, в каком ужасном состоянии находился Хичкок. Его поздравляли актёры, режиссёры, писатели, даже британский посол в Америке. Но когда камера повернулась, чтобы записать его реакцию на поздравления - никакой реакции не было, был только пустой взгляд. "В этот вечер он в наивысшей степени был тем, кем был для публики всю свою жизнь - загадкой", - говорит Спото в своей книге. В течение всего обеда Хичкок только несколько раз обратился к Альме. Он сидел, ел и молча наблюдал за происходящим...

В сентябре 1979 года Хичкок вынужден был признать, что ещё один фильм не снимет уже никогда...

Во время последнего визита к нему Ингрид Бергман Хичкок со слезами на щеках сказал: "Ингрид, я собираюсь умирать". Последние месяцы своей жизни Хичкок проводил в своей кровати, он пристрастился к водке... Его не стало утром 29 апреля 1980 года.

"Я чувствую, что гаснет свет. Наконец-то я смогу по-настоящему отдохнуть и отоспаться", - были его последние слова, обращённые к дочери.


Рекламные ссылки: